Устало старая знахарка опустилась на скамью, прочитала молитву Муаре и приготовилась ждать…
Тенриону тоже не спалось этой морозной ночью. Только причина у него была иная для этого, нежели у Яринки и ее бабушки. Очень прелестная такая причина с хорошей фигурой, сладкими губками и весьма умелыми ручками. Мир Лассиль блаженно откинулся на подушки после бурных ласк, а демонесса игриво потянулась, позволяя пышным округлостям с розовыми вершинками заманчиво всколыхнуться.
– Дай отдышаться, – молвил Тенрион, ухмыльнувшись.
– Выпьешь, мой демон, – демоница приподнялась, и ее жених лениво кивнул.
После таких горячих ласк на него напало опустошение, и к Тенриону вновь пожаловала госпожа Скука.
Следя прищуренным взором за своей молодой невестой, дуайгар размышлял об их будущей семейной жизни, дни которой, по его мнению, уже были расписаны, точно знакомая мелодия по нотам.
Вдруг в вяло текущий поток мыслей демона ворвался тревожащий душу аккорд, ударяя по нервам, заставляя расслабленное чело омрачиться. В голове появилась четкая картинка, изображающая синеволосую девушку с застенчивой улыбкой.
Ледяное демонское сердце встрепенулось, вынуждая своего хозяина основательно призадуматься и вспомнить о том, какой сегодня день, точнее ночь. Нерадостные думы затопили сознание Тенриона, заполонив его, будто непроглядные тучи, набегающие на небо перед грозой.
Тенрион и раньше сомневался в правильности поспешно принятого решения, а теперь эти сомнения переросли в стойкую уверенность, что все задуманное в корне неправильно!
Дуайгар присел на край кровати, запустив пятерню в роскошную шевелюру и…
– Мой демон, – на его плечи легли нежные женские ручки, пальчики ласково пробежались, оглаживая кожу, а затем с силой потянули назад, опрокидывая Тенриона на смятые простыни. Он и выдохнуть не успел, как демонесса напрыгнула на него сверху, а ее жаркие губки неистово прижались к его устам, изгоняя из головы все мрачные мысли…
Зимний лес темной стеной вырос перед идущей Яринкой, разом всколыхнув в ее душе все воспоминания о страшных сказках, когда-то рассказанных бабушкой. Вьюга свирепо наметала большие сугробы, украшала ветви могучих сосен снежным кружевом, рисовала в стылом воздухе полупрозрачные узоры из летящих снежинок, пела свои мрачные песни, заставляя нежданную гостью ежиться и, не поднимая головы, дабы не потерять узкую полузаметенную тропку, медленно брести в самую глухомань.
Изредка в мелодии ветра слышался леденящий душу волчий вой, но он лишь подстегивал стремление молодой женщины, как можно скорее добраться до заимки. Слезы Яринки замерзали, оседая на ресницах соленым инеем и оставляя узкие дорожки на холодных щеках.
Темные ямки следов, остающихся на белом покрывале, почти сразу заполнялись снегом, а вьюга гневно шипела на Яринку, ругая ее за нарушение строгого зимнего порядка.
Ночной лес оказался страшным в своем равнодушии, и ни ему, ни метели не было совершенно никакого дела до того, зачем сюда явилась эта человеческая женщина.
Яринка упорно двигалась в нужном направлении, стараясь не обращать внимания на свои страхи, безошибочно идя туда, где располагалась небольшая избушка, построенная дедушкой. Заимка была скрыта от лишних глаз в самой чащобе. Дойти до нее оказалось делом не из легких, несмотря на то, что Яринка все же рискнула и надела на ноги старые дедушкины лыжи, которые он использовал во время зимней охоты.
Теперь молодая женщина, делая неуклюжие шаги, сошла с проторенной дорожки у высокой сосны с зарубками на стволе, указывающей путь к старой заимке.
Лыжи скользили по сугробам, пока Яринка неумело шла вперед и раздумывала о том, что ее ждет. Избушку они с бабушкой не проверяли с самой осени, когда заезжий плотник отремонтировал там крышу в уплату за лечение.
Только вот зимой некому было расчистить снег около домишки, посему выходило, что он теперь заметен им по самую крышу, так что откопать входную дверь одинокой молодой женщине, да еще и голыми руками, не представится возможным.
Вывернув на небольшую полянку, укрытую со всех сторон дремучими елями, Яринка ахнула. Небольшой дом был виден, как на ладони, дверь в него призывно приоткрыта, и из щели пробивается красный огонек.
Яринка без сил плюхнулась в рыхлый сугроб, сняла рукавицы и утерла раскрасневшееся лицо, гадая, кто мог занять избушку. Позади опять послышался волчий вой, уже более явственный, чем раньше.
Яринка поднялась на ноги и двинулась к дому, с целью узнать, кто там находится – предполагалось, что заимку заняли люди, в то время, как позади находились голодные волки.
Невысокое крыльцо было очищено от снега, и на его темных досках приветливо приплясывали отсветы пламени, манящего теплом и уютом.
– Проходи, мы заждались тебя, Яринка! – из-за приоткрытой двери раздался приятный женский голос, изумив пришедшую.
Прирожденное любопытство подтолкнуло Яринку вперед, и она робко переступила порог. Подняв голову, Яринка увидела небольшую комнату, обставленную довольно скудно: узкий стол, три колченогих стула и небольшой очаг, с веселыми языками жаркого пламени. Из живых здесь никого не наблюдалось, и сердце молодой женщины беспокойно замерло в груди.
– Дверь притвори, – предупреждающе попросил все тот же голос, и вошедшая послушно потянула на себя деревянную ручку.
Когда Яринка вновь бросила взор в комнату, то увидела двух женщин: одна из них была рыжеволоса и невероятно красива, а другая оказалась совсем юной, на вид ничуть не старше самой внучки знахарки. Одеты незнакомки были совсем не по погоде: на рыжеволосой красовалось яркое шелковое платье, а девушка нарядилась в светло-зеленый сарафан, а ее светлые кудри украшал венок из первоцветов. Именно глядя на него, Яринка и догадалась, кого она видит перед собой. Низко поклонилась двум богиням Омура, но не смогла придумать, о чем с ними разговаривать.